сказал:
— Ничего.
— А все-таки…
— Скажу, что во всем виноват Акамбашь.
Пожалуй, Володя был прав. А кого же еще винить?
МОИ ГУСИ-ЛЕБЕДИ
Александру Кривицкому
Кто не видел снов?
По-моему, подобная постановка вопроса уже предопределяет и ответ. Разумеется, сны видели все. Не могли не видеть — я в этом убежден.
Человек к концу дня устает (тоже одно из моих потрясающих открытий, как говорится, на заре юности). Я не знаю, скапливаются ли к этому времени в организме какие-то ядовитые вещества, от которых клонит ко сну, или сонное состояние вызывается командами из высших нервных центров, но так или иначе — человек засыпает.
Ученые утверждают, что во сне организм делается вялым, снижаются его жизненные функции, в целом наступает общее ослабление двигательных и прочих рефлексов.
Мой первый сон, то есть первый запомнившийся мне, отнюдь не свидетельствовал о расслаблении организма и его жизненных функций. Напротив, я был в полном здравии, двигался свободно, очень легко и даже летал. Да, да, летал! Какое же это ослабление организма и его функций?!
Очередное мое открытие детских лет и состояло в том, что сон, то есть то, что мы видим во сне, каким-то хитроумным образом связан с происшествиями дневными, с нашей явью, со случаями в нашей жизни. В свое время, размышляя над подобными вопросами, я чуть было не превратился в физиолога-любителя. Но отвлекли от этого более важные и практические дела.
И все-таки я должен облегчить свою душу рассказом об одном примечательном сне, о природе которого, возможно, с большей научной точностью выскажутся физиологи.
Всегда хорошо начинать рассказ с начала (тоже мое открытие тех далеких лет). Последую этому правилу, которое никем не опровергнуто с достаточной убедительностью…
Жили мы — я, кажется, об этом говорил — на бывшей Полицейской улице, номер семь, позже переименованной в Советскую. С нашего балкончика на втором этаже открывался вид на горы (слева направо): Хат-Хуа, Гума и Самата-арху. Хат-Хуа иногда называли в просторечии Трапецией ввиду ее очертаний (довольно обширное ровное плато вместо полагавшейся вершины) или еще Батарейной, с тех пор как на ней была установлена дальнобойная артиллерия в первую мировую войну.
На плато горы Хат-Хуа было достаточно места не только для артиллерии, но и для горожан, любителей высоких мест, куда не долетал малярийный комар анофелес.
Среди прочих семей жило на том плато некое семейство, у которого водились особенные гуси. А может быть, лебеди. Чтобы избежать случайной ошибки, назовем этих птиц несколько сложней, но зато точнее: гуси-лебеди. Их была целая стая. Точно я не считал, но, наверное, не меньше дюжины.
В погожий день, точно в полдень, гуси-лебеди пускались в путешествие: они слетали с горы и, пролетев через весь город, плавно опускались на море, недалеко от бульвара.
Отец показывал нам гусей в полете: белая стая в голубом небе! Они очень напоминали тех гусей-лебедей, которые были нарисованы на голубой обложке книги, изданной Сытиным в Москве. Книжка так и называлась: «Гуси-лебеди». Это были русские народные сказки — одна из моих любимых книжек…
Однажды отец повел меня с братом на бульвар. Мы с удовольствием лизали мороженое, пили грушевый лимонад. Мороженое было отменным, а лимонад — и того лучше.
Потом мы смотрели на море, любовались далью, облаками, похожими на вату, и турецкими фелюгами.
Вдруг недалеко от нас показались гуси — белые-белые. Как это мы не заметили их раньше? Может, они скрывались за небольшими волнами?
Гуси плыли к берегу. Неторопливо. Казалось, просто качались на месте. Мы с братом не сводили с них глаз. Нам уже не хотелось ни мороженого, ни лимонада, ни даже сливочных тянучек. Достаточно было этого очаровательного, почти сказочного зрелища: белоснежные птицы-ладьи с красными носами!
Любовались гусями не только мы одни. У каменного парапета собралась публика — стар и млад. Одни называли птиц гусями, другие — лебедями. Когда мы обратились к отцу за разъяснениями, он улыбнулся и подтвердил прежнее:
— Гуси-лебеди.
Впрочем, разве дело в названии? Главное — птицы-красавицы, птицы из сказки, птицы и всамделишные, и в то же время придуманные. Словом, удивительные птицы!
Из толпы бросали в море яблоки, конфеты, кусочки хлеба. Однако птицы не обращали на угощение никакого внимания. Они гордо глядели прямо перед собой и понемногу приближались к берегу.
Кто-то выкрикнул:
— Они любят хамсу!
Нашлась и хамса. В море полетели рыбешки. Некий сердобольный рыбак не пожалел их ради сказочных птиц. Волночки легонько набегали на галечный берег. Они были зеленовато-голубые с белой каемочкой чистейшей пены. Откуда бралась эта пена, мы не совсем понимали. Не представляю себе этого и сейчас. Может быть, зарождалась она у самого берега, в расщелинах бетонных волнорезов, зеленоватых от мелкого мха? Может быть…
Гуси плыли прямо на нас. Но вскоре чуточку свернули вправо, где берег не был защищен бетоном. Публика, а вместе с нею и мы, понеслась к предполагаемому месту высадки птиц.
Вышли гуси на берег. Стряхнули с себя воду, выстраиваясь в стройный ряд.
Главный гусак — их предводитель — выступил вперед на полкорпуса. Он оглядел толпу, стоявшую слева, поинтересовался тем, что делается справа, и негромко гоготнул. При этом он, возможно разминаясь, взмахнул крылами. Остальные последовали примеру главаря и тоже проверили надежность своих мускулов и оперенья.
— Их четырнадцать штук, — сказал Володя.
— Они скоро полетят, — заметил кто-то.
Мне было не до счета. Я не сводил глаз с большого гусака-лебедя. Он был красив и так опрятен, что, пожалуй, превосходил в этом отношении сытинских гусей-лебедей. А ведь те, сытинские, здорово были нарисованы, и краски были великолепные, а белизна тех гусей-лебедей оттенялась особой прелестью голубого фона…
Главный предводитель, неловко переваливаясь с лапы на лапу, шибко пошел вперед. Потом замахал крыльями — все быстрее, все быстрее. И тяжелая птица уже в воздухе: вот пол-аршина над землей, аршин, полтора, два аршина!
Те же движения в том же порядке повторили и остальные гуси-лебеди. И вскоре вся стая оказалась в воздухе. Она подымалась все выше, все выше, направляясь прямо к горе Хат-Хуа, которая была прямо перед нею по курсу…
— Вот нам бы таких, — мечтательно произнес кто-то в толпе.
— Держи карман шире! — ответили ему со смехом.
Делать нечего, проводили гусей, стали расходиться.
По дороге мы спрашивали отца обо всем, что касалось гусей-лебедей: откуда они? чьи они? зачем они? чем кормятся? кто научил их летать? кто указывает им дорогу к морю и обратно домой?
Отец, сшибая палкой попадавшиеся на дороге камешки, обстоятельно отвечал
